Академик РАН, научный руководитель Научно-исследовательского института системных исследований РАН Владимир Бетелин — постоянный участник дискуссий о путях развития образования. Своими взглядами он поделился с Александром Механиком
— Еще в 2008 году три автора: я, академик Евгений Велихов и сотрудник нашего института Анатолий Кушниренко — написали книжку «Промышленность, инновации, образование и наука в России». Как видно из названия, значительная ее часть посвящена проблемам образования. Почему именно тогда мы обратились к этой теме? Потому что в 2007 году на заседании Общественной палаты выступал ректор Высшей школы экономики Ярослав Кузьминов с докладом «Россия инвестирует в свое будущее». Этот доклад сильно озаботил всех нас, потому что в нем были весьма возбуждающие, скажем так, тезисы. А мы образовательной деятельностью занимаемся постоянно. Более того, в нашем институте есть отдел, который занимается именно школьным образованием. Поэтому нас эти проблемы всегда интересовали.
Сейчас я вернулся к этой теме, потому что у меня уже давно была мысль посмотреть, что было в 2007 году объявлено и что из этого получилось. Тем более что в апреле 2018 года был опубликован доклад Центра стратегических разработок и Высшей школы экономики «Двенадцать решений для нового образования».
Но еще в 2007 году я для себя четко сформулировал, чем образование в Советском Союзе отличается от того, что предлагается сейчас, и чем мы, воспитанники той школы, отличаемся от тех, кто заканчивает школу сейчас.
— Как бы вы охарактеризовали основные особенности советской системы образования?
— В Советском Союзе среднее и высшее образование, то есть школа и институт, были полностью согласованы и нацелены на подготовку специалистов, способных создавать новые фундаментальные и прикладные знания, промышленные изделия и, что очень важно, технологии их серийного производства. Ведь разработка серийных образцов и их производство — одна из основ, присущих странам — лидерам мировых рынков. Это наличие подготовленных кадров, которые умеют это делать, это решающий фактор научно-промышленного успеха страны.
В советской средней школе большое количество учебных часов было отведено довольно глубокому изучению математики и физики. Вступительные экзамены в технические вузы охватывали всю теоретическую часть школьной программы по математике и физике.
На младших курсах всех технических вузов читались фундаментальные курсы высшей математики и общей физики, на которые опирались базовые и специализированные инженерные курсы. Тем самым в СССР в области естественно-научных дисциплин достигалось положение, при котором технические вузы, независимо от их специализации, фактически готовили специалистов широкого профиля, способных быстро специализироваться в любой требуемой области. При этом некоторая избыточность системы массовой подготовки инженерных кадров обеспечивала возможность конкуренции при формировании технически подготовленного и грамотного управляющего персонала предприятий и государственных структур.
К концу 1960-х важным элементом подготовки научно-технических кадров стала система работы с одаренными школьниками: были созданы специализированные школы, расширена система внеклассных занятий в обычных школах (факультативы), запущена система районных, городских, краевых, республиканских и всесоюзных олимпиад.
Все эти элементы системы работы с одаренными школьниками служили не только прямым инструментом подготовки научно-технической элиты для работы в науке, образовании и промышленности, но и инструментом для повышения уровня методической работы в обычных школах по всей стране.
Существенно, что школьная и вузовская ступени образовательной системы СССР принципиально основывались на концепции массовой фундаментальной естественно-научной подготовки кадров. Фундаментальная подготовка лучших выпускников вузов гарантировала в дальнейшем минимальные затраты как на их специализацию в какой-либо конкретной области, так и на переподготовку, связанную с освоением новых научных, технических и технологических достижений.
Именно отработанная массовая система фундаментальной естественно-научной подготовки кадров обеспечила в послевоенные годы и в первые годы космической эры быстрый научно-технический прогресс и успехи СССР в создании авиакосмической промышленности, судостроения, атомной и традиционной энергетики, нефтехимической промышленности.
При подготовке специалистов научно-технического профиля в СССР был решен ряд задач, к которым сегодня в европейской системе образования только ищутся подходы в рамках Болонского процесса: стандартизация базовых курсов в масштабе страны, обеспечение внутридисциплинарной и междисциплинарной мобильности студентов и выпускников, создание предпосылок для перманентного обучения в течение всей профессиональной карьеры. Как уже было сказано, эти задачи могли решаться в СССР эффективно благодаря отлаженной системе фундаментальной подготовки по математике и физике в старших классах массовой образовательной школы и на младших курсах технических вузов.
— А чем вас не устроил доклад?
— Чтобы было понятно мое отношение к этому докладу, поясню, как я понимал те предложения, которые были в нем сделаны. Во-первых, как мне представляется, ключевая идея доклада фактически состояла в том, что надо сделать все образование платным, по крайней мере в основном. Это следовало из того, что образование рассматривалось как бизнес. А какой бизнес без платы за оказываемые услуги? Во-вторых, особенно сильно меня, скажем так, насторожила идея индивидуальной траектории обучения для каждого человека, то есть фактически, как я это понял, сужение горизонта подготовки специалиста: подготовка человека чуть ли не под каждое конкретное рабочее место. То есть подготовка не специалиста широкого профиля, который может, получив фундаментальные знания, навыки и умения, сам адаптироваться, как все мы делали в ходе своей жизни, или при очень небольшой помощи извне, а узкого прикладного специалиста. Я закончил мехмат, сейчас я занимаюсь многими вещами, которые далеки от собственно математики. И это не случайно: как говорил академик Павел Сергеевич Александров, человек, закончивший мехмат, не сможет быть только балеруном в Большом театре. Если человеку дать фундаментальную образовательную основу, то дальше он может уже сам развиваться.
То есть если в СССР главной целью системы образования была подготовка специалистов для науки и для промышленности, в которых нуждалась страна, то теперь образование — это просто бизнес, а задача бизнесмена от образования — вынудить человека обращаться к нему как можно чаще в течение всей его жизни.
После начала реформ в 1990-е годы десятки тысяч высококвалифицированных специалистов в области массового производства промышленной продукции были вынуждены эмигрировать из России ввиду стремительного снижения их востребованности на внутреннем рынке труда. По консервативным оценкам Российской академии наук, Комиссии по образованию Совета Европы и Фонда науки, за первые десять лет реформ за рубежом были трудоустроены не менее двухсот пятидесяти — трехсот тысяч высокообразованных россиян.
Этот факт убедительно демонстрирует, что образовательная и научная база, уровень общей культуры подготовленных системой образования СССР специалистов оказался вполне достаточным для их востребованности и быстрой трудовой и социальной адаптации в таких промышленно развитых странах, как США, Канада и государства ЕС.
— А почему вы вернулись к этой теме?
— Одно из ключевых положений нового доклада состоит в том, что система образования должна быть нацелена на подготовку кадров для экономики услуг, то есть деятельности, не имеющей материального выражения. Образовательная система этой новой экономики услуг, конечно, основывается на концепции подготовки пользователей, потребителей технологий и продуктов глобальных мировых рынков. А потребителей надо учить не технологиям производства этих высокотехнологичных продуктов, а технологиям их продаж и использования для оказания услуг.
Анализируя этот новый доклад ВШЭ, я понял, что не уделял должного внимания Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 2017–2030 годы. Потому что в каких-то основных положениях они оказались связанными.
Я и до этого читал эту стратегию, но она казалась мне уж слишком общей и неопределенной, там непонятно, о чем, собственно, идет речь, какие цели стратегия ставит, кроме самых общих. Но после прочтения доклада ВШЭ я решил более внимательно ее посмотреть. Там много слов о том, что информационное общество надо строить всем миром, чтобы каждый человек имел возможность доступа к информационным ресурсам. Но на самом деле главное в этой стратегии — создание информационной, телекоммуникационной инфраструктуры, а не технологической основы для нее. Фактически нам предлагается создать общество пользователей, получивших навыки работы с информационными технологиями. При этом речь, как и в докладе, идет о том, что Россия должна стать потребителем чужой технологической базы.
А дальше я поступил просто. Я взял доклады 2007 и 2017 годов, посмотрел в первом основные индикаторы, которые должны быть достигнуты, и понял: фактически в докладе 2017 года признается, что большинство этих показателей не достигнуты. Но при этом ни в новом докладе, ни в других материалах никто не анализирует, почему это произошло, но выдвигается новая программа действий.
Последний доклад называется «Двенадцать решений для нового образования». Один из основных тезисов из этих двенадцати состоит в том, что образование — это такой же ресурс, каким последние пятнадцать лет была нефть, это огромный потенциальный рынок: там миллиарды, десятки, сотни миллиардов долларов, и говорится, что на образовании можно жить так же хорошо, как на нефти. Только этот рынок надо освоить.
Другой важнейший тезис этого доклада, как и предыдущего, как я уже сказал, — создание новой системы образования России, нацеленной на подготовку кадров для экономики услуг, то есть деятельности, не имеющей материального выражения. Речь идет о создании «мостика», обеспечивающего не только российской экономике, но и всему обществу переход в цифровую эпоху. Я это воспринимаю как призыв окончательно отказаться от экономики материального производства сложных технических систем в пользу экономики услуг по продаже и использованию этих систем. Очевидное следствие такого отказа — окончательное разрушение системы образования, унаследованной от СССР.
И мне стало ясно, что я и авторы этих документов и об образовании, и об информационном обществе понимаем принципиально по-разному, какая нам нужна экономика и, соответственно, какое нужно образование.
Мы, воспитанники старой школы, понимаем экономику в первую очередь как экономику промышленного производства. А экономика в понимании разработчиков этих докладов — это экономика, основанная на приобретенных где-то, неважно где, промышленных изделиях, которые вы используете для оказания услуг. И именно для этой экономики услуг предлагается строить образование. А если мы развиваем именно экономику услуг, а не экономику промышленности, то мы…
— …Превращаемся в потребителей.
— Уже превратились.
И получается, что основной вопрос образования — это вопрос о характере экономики, которую мы строим: экономику услуг, или экономику промышленного производства.
Именно с позиций экономики услуг авторы доклада 2018 года обосновывают необходимость создания нового образования, которое «будет готовить людей к жизни в неопределенном и меняющемся мире и будет их постоянным спутником и помощником».
В условиях этой быстро меняющейся экономики услуг, как это констатируется в Докладе-2018, так называемой принудительной школе приходит конец. Ясно, что под принудительной школой понимается классическая советская школа, выпускниками которой мы являемся. Но я не помню принуждения, я помню, так же как — я уверен — и большинство выпускников той школы, большие образовательные возможности, которые она предоставляла, как в рамках учебного процесса, так и сверхурочно. То есть нам предсказывают конец школы, которая была основой системы образования экономики материального производства сложных технических систем в России. Но методическую основу этой школы подрывает не цифровая революция двадцать первого века, как утверждается в докладе, а все большее превращение российской экономики в экономику услуг.
И ничего, кроме иронии, не может вызвать «смелое» утверждением, что в результате цифровой революции «на горизонте пяти–семи лет искусственный интеллект, попав в руки каждого школьника, сделает бессмысленным значительную часть действующих школьных регламентов. Учитель не сможет определить, выполнил ученик домашнее задание сам или за него это сделал электронный помощник». Хотя бы потому, что основная задача учителя «принудительной школы» при проверке домашнего задания заключается не в том, чтобы уличить ученика в списывании, а в том, чтобы определить, усвоил ли он знания, имеет ли навыки, необходимые для их применения при выполнении задания.
Трудно согласиться и с тем, что «технологии виртуальной реальности создают возможность использования цифровых тренажеров для освоения буквально любой профессии и профессиональной квалификации В перспективе это безгранично расширяет круг изучаемых технологий, создает возможность их освоения еще в школе». Во-первых, потому, что освоение профессий, связанных с использованием цифровых тренажеров сложных технических систем, таких, например, как авиалайнер или атомная энергетическая установка, невозможно без фундаментальной подготовки в области физики, математики, механики на уровне вуза, но не школы. Во-вторых, потому, что даже при наличии положительной оценки работы обучаемого на цифровом тренажере уровень его профессиональной подготовки в конечном счете оценивается по результатам практического управления авиалайнером или атомной энергетической установкой.
К сожалению, идеология экономики услуг была заложена с самого начала, еще в реформах Гайдара, которые привели к краху многих отраслей, промышленности, в первую очередь высокотехнологичных. Тогда же начался отток специалистов, потому что они перестали быть востребованными. Заметьте, тогда же началась и реформа системы образования под новую экономику.
Кстати, в докладе «Двенадцать решений для нового образования» признается, что специалисты в России не востребованы. А почему? Ответов там нет. То есть они говорят о проблемах, но никогда не говорят о причинах. И это, увы, родовое пятно всех этих работ.
К сожалению, хочу отметить, что система образования не сопротивляется этой перестройке, а следует за реформаторами. А куда деваться учителям и преподавателям классических школ и вузов? Во-первых, они видят, что их выпускники с их фундаментальными знаниями не востребованы. А во-вторых, жить им как-то надо.
Но сейчас ситуация усугубляется: прошло двадцать пять лет с начала реформ, уже выросло целое поколение, которое вообще не видело, что такое отечественная высокотехнологичная продукция, например радиоэлектроника.
— Кто-то сказал, что выросло поколение, которое не знает, что такое наши собственные достижения.
— Правильно. Достижение — это когда вы сами что-то делаете, а не когда вы покупаете и используете.
— Тем не менее есть и позитивные примеры, противоречащие тенденции, о которой вы говорите. В Брянске промышленные предприятия столкнулись с проблемой нехватки квалифицированных инженеров в результате всех этих реформ школ и вузов. А инженеров нет, потому что школьники такие приходят в институт, что из них невозможно сделать инженера. Так вот, эти предприятия объединились и создали в самом Брянске и в нескольких районных центрах центры физико-математического образования для школьников и ведут их до окончания вуза.
— Молодцы, что сказать. Надо съездить, посмотреть. Я постоянно, например, езжу в Сургут, в Саров, потому что там есть дело, и там нужны такие люди. Там тоже хочешь не хочешь готовят специалистов. Но в целом у нас промышленное производство не является основой нашей образовательной политики.
— А что, на ваш взгляд, в нынешней ситуации надо сделать в образовании?
— У меня пессимистический взгляд. Если не изменится экономическая модель, ничего нельзя сделать. Можно только точечно: что-то вот в Брянске делают, что-то в Сарове. Как вы заставите людей что-то делать, если жизнь их не подталкивает к этому? А жизнь говорит, что не надо этим заниматься. Не случайно ведь в стратегии цифровой экономики о промышленности ни слова. И там тоже, обращаю ваше внимание, речь идет только об инфраструктуре. А значит, не будет стимулов у образования. Именно потому, что, если нет промышленности, нет достаточного реального промышленного производства, нет и потребностей в серьезном образовании