На последнем форуме «Открытые инновации» глава Сбербанка Герман Греф выразил сомнение в необходимости специализированного школьного физматобразования советского образца. По мысли банкира, рынок труда ждет перепроизводство программистов и математиков в той же степени, в какой сегодня мы наблюдаем избыток юристов и экономистов. Греф уверен, что «монопредметность» спецшкол мешает ученику развиваться «на 360 градусов».
Представители широкой общественности, в том числе физико-математической, встретили эти слова в штыки. Банкиру ответила даже министр просвещения Ольга Васильева. Накал и напор дискуссии был таков, что могло сложиться впечатление: высказался на эту тему не банкир, пусть и очень влиятельный, а по меньшей мере профильный министр, и идет «последний бой» за сохранение лучших практик отечественной школы.
Высказывание господина Грефа затронуло и какие-то струны в глубине моей души. Ведь в последние годы даже самые странные предложения о реформах нашего образования неожиданным образом реализовывались. Тем не менее замечу, что если в чем-то господин Греф и прав, то в угрозе монообразования, которым страдает профилизация в старших классах современной школы. Советские физматшколы отличались высоким уровнем образования не только по математике, но и по блоку гуманитарных дисциплин. Углубленное обучение математике обеспечивалось благодаря ускоренному прохождению разделов традиционной школьной программы и дополнительной нагрузке.
Появление физматшкол в СССР было не результатом каких-то педагогических изысканий, а откликом на потребности экономики и безопасности. Как вспоминал несколько лет назад в интервью автору этих строк Сергей Рукшин, один из самых известных преподавателей математики в России, учитель Григория Перельмана и Станислава Смирнова — двух лауреатов Филдсовской премии, «ученые, специалисты, министры ведущих оборонно-технических отраслей в начале 60-х годов пробили создание физматшкол, необходимых для развития военной, ракетно-космической, атомной промышленности, развития вооружения в стране и так далее». К руководству страны обращались с подобными предложениями Колмогоров, Александров, Зельдович, Сахаров. При этом Рукшин подчеркнул, что «специализированные школы — это не современное профильное обучение. Это место, где мы собираем особо одаренных детей и учим их выше программы общего уровня».
Такие школы не случайно появились именно в России. Российское образование еще со времен Петра I отличалось повышенной математической ориентацией. Это было отражением представлений, идущих еще от древних греков и подхваченных Ломоносовым, об особом влиянии математики на развитие ума и способностей, а также естественно-научных увлечений первого российского императора. На эту особенность российской средней школы всех типов опиралось российское высшее техническое образование. Именно это позволило еще в XIX веке заложить основы многих выдающихся российских научных школ во многих технических дисциплинах, например в металлургии, авиа- и судостроении.
Собственно говоря, физматшколы и сейчас готовят кадры для науки и высокотехнологических отраслей промышленности. К сожалению, не всегда российских. Но если задумки президента, обозначенные им в последнем майском указе, в том числе создание новых математических центров мирового уровня, действительно будут претворены в жизнь, то выпускники этих школ окажутся весьма востребованы и в России. Что касается программистов, то, возможно, типовое программирование в будущем смогут осуществлять роботы, но разработка языков программирования, создание алгоритмов, требующих очень серьезной математики, останутся привилегией человека. Возможно, таких «высоких» программистов потребуется не так много, но узнать, какой программист чего стоит, можно только после многих лет обучения путем отбора, как раз среди выпускников таких школ.
Остальные, в отличие от перепроизведенных юристов и экономистов, в силу фундаментальности образования будут востребованы во многих отраслях экономики.
К слову сказать, в США неоднократно отмечали высокий уровень советского именно школьного образования, особенно после запуска первого советского спутника и первого человека в космос, и принимали решения о развитии собственного естественно-научного образования в школах. Под влиянием советских успехов еще в 1958 году Конгресс принял Закон об образовании в интересах национальной обороны, который предусматривал резкое увеличение расходов на преподавание естественно-научных предметов в школах и специальную программу отбора учащихся, готовящихся к поступлению в вузы на соответствующие специальности. А в последние годы усилиями советских-российских эмигрантов Инессы Рифкин и Ирины Хавинсон в США была создана обширная сеть частных математических школ дополнительного образования под броским названием Russian School of Mathematics (RSM), использующих российские методики и учебные пособия. В этих школах уже учатся примерно 22 тысячи студентов.
Нелишне будет напомнить, что современная экономическая наука настолько математизирована, что без соответствующего серьезного образования одолеть труды современных экономистов просто невозможно. Неслучайно в современной российской экономической науке столь большую роль играют выпускники Физтеха, мехмата и инженерных вузов. Но математика, причем самого высокого толка, лежит в основе не только теоретических наук, но и широкого круга самых приземленных приложений. Один из директоров Математического института Общества Макса Планка, выдающийся математик Дон Загир в интервью «Стимулу» рассказал историю голландского математика Арьена Ленстры, который вместе с коллегами много лет назад придумал алгоритм в теории чисел. «Кто-то увидел, что этот алгоритм можно использовать для значительного — в несколько раз — увеличения точности GPS, и теперь это очень важная технология». В этом же интервью нашему журналу Загир привел и чисто банковский пример: когда мы пользуемся банкоматом, мы используем две математические теории: криптографию и кодирование. «Когда математики их развивали, никто не думал, что каждый человек их будет использовать несколько раз в день».
Александр Механик