Пока за образование платят родители, вузы могут не оглядываться на рынок труда. Директор Центра трудовых исследований НИУ ВШЭ Владимир Гимпельсон и член-корр. РАН, замдиректора Центра трудовых исследований НИУ ВШЭ и главный научный сотрудник ИМЭМО РАН Ростислав Капелюшников поделились своими представлениями о том, какое образование востребовано рынком труда.
Образование, как известно, является ключевой составляющей человеческого капитала. Международная статистика свидетельствует о том, что страны с более высоким уровнем образования, как правило, экономически успешнее. За 1990–2000-е гг. число студентов в России увеличилось в 2,6 раза – с 2,8 млн до 7,4 млн; оно удвоилось у мужчин и утроилось у женщин. Это был настоящий образовательный бум! В итоге экономика страны получила значительный образовательный дивиденд. Другое дело, как этот дивиденд был использован.
Сегодня некоторые чиновники и аналитики подвергают сомнению эти результаты, а выпускников вузов представляют чуть ли неудачниками, по ошибке выбравшими «МГУ вместо ПТУ». Мол, токари или слесари всегда в цене, а экономисты или юристы – профессия если и не совсем никчемная, то ненужная. Мы считаем, что для таких выводов нет никаких оснований. Более того, в будущем мы можем столкнуться как с избытком образования в одних возрастах, так и с его дефицитом – в других.
Образовательный бум
Какие обстоятельства обеспечили бум в высшем образовании, наблюдавшийся в последние 25 лет? Они лежат как на стороне спроса со стороны домохозяйств, так и на стороне предложения соответствующих услуг со стороны образовательных учреждений.
На стороне спроса это рост отдачи на высшее образование в результате отказа от централизованного регулирования заработков. Кроме того, это структурный сдвиг в пользу сектора услуг, который сопровождался созданием множества новых организаций и новых рабочих мест.
На стороне предложения это такие институциональные преобразования, которые позволили быстро наращивать число принимаемых студентов. Среди них – увеличение числа учебных заведений, включая появление частных, а также наращивание платного обучения. Система стала более гибкой, что позволило ей оперативно реагировать на динамику спроса, хотя и зачастую за счет качества.
Следствием этих процессов стало быстрое увеличение доли работников с высшим образованием. В конце 1980-х гг. согласно переписи населения 1989 г. примерно 16% всех занятых имели высшее образование, к началу 2000-х эта пропорция дошла до 26%, а сегодня примерно 37% всех занятых имеют оконченное или неоконченное высшее образование. Картина образовательного бума будет неполной без упоминания среднего специального образования, которое также считается третичным. Доля его обладателей среди занятых также сильно выросла – с 24 до 36%. Итак, если распределить всех работников по уровню образования, то мы видим быстрое смещение распределения к полюсу высоких значений. А что происходило на полюсе низких значений – т. е. неполного среднего образования и ниже? Доля таких работников сократилась до 4%, т. е. низкообразованная рабочая сила в России практически перестала существовать. Это положительное явление имеет свою цену, ведь низкоквалифицированные рабочие места существовать вовсе не перестали и в ближайшей перспективе вряд ли исчезнут. Более того, быстро растущая научная литература про усиливающуюся поляризацию рабочих мест (как следствие автоматизации) нас предупреждает об обратном. Значит, встанет вопрос о том, кто будет делать малоквалифицированную, малопрестижную и малоинтересную работу. На поверхности лежат два возможных ответа на этот вопрос, но ни один из них не вызывает большого оптимизма. Первый – привлекать больше малоквалифицированных работников-мигрантов. Второй – пытаться привлечь более образованных отечественных работников, для этого сильно завышая оплату их труда. Оба решения имеют свою немалую цену.
Как наблюдаемая нами образовательная эволюция повлияла на место России в международной табели о рангах? Она сделала нашу страну одним из лидеров, по крайней мере, по формальным критериям. По доле лиц в возрасте 25–64 года с образованием не ниже полного среднего – их у нас 95% – Россия занимает первое место среди всех стран, за которыми наблюдает ОЭСР. Другие страны БРИК безнадежно отстали. Еще интереснее сопоставление по доле с третичным (высшим и средним профессиональным) образованием – она (67%) на 22 п. п. выше, чем в идущей следом Канаде. При этом другие постсоциалистические страны, как правило, не достигают и 25%. В итоге на графике, который отражает положение стран по душевому ВВП в зависимости от уровня образования, Россия оказывается одиночкой, расположившейся сильно в стороне от общего тренда. Будучи лидером по образованию, мы остаемся середнячком по производительности. Другие такие примеры отыскать трудно (во всяком случае за пределами бывших советских республик).
Конечно, в значительной мере это неожиданное «первенство» России обеспечивает сверхвысокая пропорция лиц, имеющих дипломы «техникумов» (если пользоваться старой терминологией). Однако и по доле лиц с высшим образованием Россия оказывается на достаточно высоком месте, входя в первую двадцатку стран-лидеров.
Возникают два взаимосвязанных вопроса: что нам принес этот бум и чего от него можно ожидать в будущем?
Экономические последствия бума
Образовательная экспансия создает для экономики дополнительные возможности, которые, однако, если не используются, могут стать трудноразрешимыми проблемами.
Если этот бум был полезен людям и фирмам, то мы должны видеть следующее: 1) работники с более высоким образованием получают своего рода «премию», которую они не получили бы в противном случае; 2) их позиции на рынке труда укрепились и 3) они поднялись вверх по профессиональной лестнице. В противном случае бум принес не дивиденды, а проблемы. Теперь последовательно рассмотрим все три измерения.
Начнем с анализа так называемой отдачи на образование – прироста зарплаты за каждый дополнительный год обучения. Используя общепринятые способы оценивания и альтернативные источники данных, мы утверждаем, что отдачи оставались стабильно высокими. Согласно одному источнику данных (РМЭЗ ВШЭ), в 2000–2016 гг. один дополнительный год обучения добавлял от 7 до 9% к зарплате. Другими словами, пять лет послешкольного обучения в среднем добавляли при прочих равных от 35 до 45%! В период с середины 2000-х до середины 2010-х отдача чуть сползла вниз, хотя и осталась на приличном уровне. Однако другой источник (обследование заработной платы по профессиям, проводимое Росстатом) показывает и еще более высокую отдачу, и отсутствие ее снижения во времени. Альтернативные оценки, представляющие собой превышение зарплаты у работников с высшим образованием, у таких же по основным характеристикам работников, но имеющих лишь полное среднее, показывают абсолютное и значительное преимущество университетского диплома перед любыми другими образовательными сертификатами.
Надежность позиций на рынке труда можно охарактеризовать с помощью показателя безработицы, который показывает риски потери работы. Этот риск для лиц с высшим образованием заметно ниже, чем для любых других образовательных категорий. У них ниже и хроническая безработица, и короче время поиска новой работы. Образование оказывается надежной страховкой на рынке труда.
Премия за образование – это хорошо, но ее, в принципе, можно получить и при выполнении малоквалифицированной работы. Сопровождался ли образовательный бум адекватным созданием высококвалифицированных рабочих мест? Если да, то доля работников с высшим образованием (среди всех занятых) в первых трех (по сложности) профессиональных группах должна увеличиться. Если же нет, то высокообразованные работники оказываются «избыточно учеными», что экономике не требуется, и они вынуждены спускаться вниз по профессиональной лестнице, занимая более простые рабочие места.
За последние 15 лет (2000–2015) доля профессиональной группы специалистов (для которых требуется высшее образование) увеличилась на 4,8 п. п., что сделало эту группу главным бенефициантом происходящих профессиональных сдвигов. Группа руководителей, для большинства из которых также требуется высшее образование, добавила 4,2 п. п. Эти две группы вместе увеличили свой вес на 9 п. п. Наоборот, доля неквалифицированных рабочих похудела на 3.9 п. п., и эта группа стала главным «лузером». Другие профессиональные группы, в которых вузовское образование не требуется, также сдали свои позиции. Единственным исключением стали работники в профессиях торговли и сферы услуг, в которых особое образование не требуется и доля которых возросла на 2,7 п. п. То есть профессиональные сдвиги шли в «правильном» направлении – работники двигались вверх по профессиональной лестнице.
Путинские профессии
Однако, возможно, и этого роста было недостаточно для того, чтобы всем новым выпускникам дать подобающую работу? Для проверки этого предположения мы можем разделить всех работников на две группы: на стороне предложения – на лиц с третичным (высшим или средним профессиональным) образованием и без него, а на стороне спроса – на работников, занимающих высококвалифицированные рабочие места (группы руководителей, специалистов высшего и среднего уровней квалификации) и не занимающих такие рабочие места (все остальные профессиональные группы). Разрыв между ними и есть примерный индикатор соответствия. Преобладание числа обладателей третичного образования над числом высококвалифицированных рабочих мест для них свидетельствует о наличии избыточного образования. В противном же случае имеет место дефицит образования. Что показывают наши оценки? Хотя такой разрыв действительно существует (нет стран, где бы его не было), в последние 15 лет он сокращался, а не увеличивался!
Если мы возьмем работников в возрасте 25–64 лет с третичным образованием и разместим их между «хорошими» и «плохими» рабочими местами, то в России разрыв будет 40% в начале 2000-х гг. и примерно 30% сейчас. Это означает, что около 30% выпускников вузов и «техникумов» трудятся на рабочих местах, где полученное ими образование не требуется. В странах ОЭСР в среднем этот разрыв меньше – 20%, но в Канаде, Испании или США он примерно такой же, как у нас. Однако если мы исключим выпускников «техникумов» из числа обладателей третичного образования, то доля сверхобразованных опустится даже ниже среднего показателя для стран ОЭСР! В общем, признаков того, что проблема избыточной образованности в 2000–2015 гг. обострилась, мы (во всяком случае пока) не видим. Нет никаких оснований говорить, что получение высокого образования себя не оправдывает: вложения в него – выгодная инвестиционная стратегия, так что стремление молодежи к поступлению в вузы объяснимо и рационально. В среднем это дает существенный выигрыш в заработках, резко снижает риск безработицы, позволяет получить высокий профессиональный статус.
Итак, в последние полтора десятилетия спрос на работников с высоким образованием рос даже быстрее их предложения (почему так происходило, разговор особый). Однако в будущем все может измениться.
А что день грядущий нам готовит?
Зная ожидаемую численность населения в различных возрастных группах и охват молодежи высшим образованием, можно оценить перспективное предложение работников с дипломами вузов. Эти оценки являются своего рода запросом на создание соответствующих рабочих мест.
Большинство молодых людей заканчивают свою учебу к 25 годам, и те, кто сегодня старше этого возраста, скорее всего, останутся с тем уровнем формального образования, которое у них уже есть. Вряд ли последующие когорты (те, кому сейчас меньше 25 лет) радикально сменят свои образовательные ориентации. В 2015 г. примерно 40% работающих мужчин и 57% женщин в возрасте 25–29 лет имели высшее (оконченное или неоконченное) образование – такой уровень охвата задает базовый перспективный сценарий. Однако убежденности в том, что в последующих когортах он не увеличится, у нас нет. Предположим, что по альтернативному сценарию он вырастет еще на 5 п. п. Тогда, согласно нашим расчетам, численность работников с высшим образованием увеличится с сегодняшних 27 млн до 29,5–31 млн человек (по базовому и альтернативному сценариям) в 2030 г. С учетом ожидаемого сокращения численности занятых это означает увеличение доли работников с высшим образованием с текущих 37 до 43–45%.
Расхождение между двумя тенденциями – увеличением охвата образованием и сокращением численности населения – не добавляет оптимизма в наши расчеты. Например, в возрастных группах 25–29 лет и 30–34 года численность обладателей высшего образования сократится на 1,5–2 млн в каждом, а значит, сократится и объем доступного человеческого капитала. И если именно молодые и хорошо образованные люди являются источником новых идей и инноваций, то этот поток станет еще мельче. В то же время прирост численности работников с высшим образованием среди сорокалетних будет огромным – около 4,5 млн. Молодые будут в дефиците, а предложение старших сильно возрастет. В той мере, в какой разные возрастные группы не замещают друг друга, заработки молодых относительно более зрелых могут сильно возрасти. При этом старшие возрастные группы потребуют значительных усилий по поддержанию и обновлению их человеческого капитала.
Чтобы прирост предложения человеческого капитала соответствовал приросту спроса на него, необходимо соответствующее продвижение нашей страны по шкале душевого ВВП или производительности. Если движение по первой оси (оси образовательного роста) представляется почти неизбежным, то по второй – отнюдь не гарантировано. Скорее всего, в ближайшие 15 лет Россия останется среди стран второго эшелона по эффективности экономики, удерживая лидерские позиции по доле работников с третичным образованием. В этом случае разрыв между предложением и спросом опять начнет увеличиваться не в пользу последнего.
Для того чтобы спрос на квалифицированный труд не отставал, нужно массовое создание высококвалифицированных рабочих мест, для чего необходимы инвестиции, технологические и институциональные инновации и дружественный бизнес-климат. Пока со всеми этими ингредиентами успеха дело обстоит совсем не блестяще. Ожидаемые в перспективе темпы роста экономики оптимизма не добавляют.
Наиболее вероятный долгосрочный сценарий заключается в том, что мы будем двигаться к такой структуре занятости, в которой есть ограниченный набор «хороших» рабочих мест для самых высококвалифицированных работников. Все остальные работники независимо от их формального образования будут делить между собой «плохие» – низкоквалифицированные и малооплачиваемые – рабочие места. На таких рабочих местах развитый человеческий капитал не относится к числу обязательных условий. Подобный сегментированный рынок труда способен породить в будущем множество серьезных социальных, политических и экономических проблем.